Суббота, 18.05.2024, 13:51
Приветствую Вас Гость | RSS
Главная » Статьи » Крымоведение

Неаполь скифский. Суд царицы Амаги. Стрелы Скилура. Скифы и царь Дарий. Ров потомков слепых. Погребальная дорога в Герры.
Неаполь скифский. Суд царицы Амаги. Стрелы Скилура. Скифы и царь Дарий. Ров потомков слепых. Погребальная дорога в Герры.

Неаполь скифский 

Знакомство со столицей скифов началось :ю дворе моего дома в Симферополе. Наш сосед пенсионер Иван Иванович — фамилию его я, к сожалению, запамятовал — как-то собрал стайку ребят и повел на экскурсию в окрестности города. 
Взяли мы по куску хлеба, по паре помидор эв и отправились в свое первое путешествие. Тогда в городе еще ходил трамвай, и с конечной остановки, лерешагнув через Петровскую балку, мы скоро поднялись на вершину Неаполя скифского. Рядом с ним в то время не было никаких построек. Просто зеленая гора. Внизу лежали черепичные крыши домов Петровской балки и Симферополь, протянувшийся вдоль Сал-гира, а степи виноградными и пшеничными ;юлнами уходили в далекую голубоватую дымку. С другой стороны синели горы с четким силуэтом Чатыр-Дага. Золото полуденного солнца блистало на камнях, как диадема из электра — сплава золота с серебром, найденная в 1830 году в скифском кургане Куль-Оба под Керчью. Оттуда же — знаменитый электровый сосуд с изображением сцен из жизни скифов. 
На Неаполе скифском я впервые услышав от Ивана Ивановича имя царя Скилура, оно звучало для меня точно натянутая тетива лука. И магия с.г:ов дала толчок моему воображению. Иван Иванович рассказывал, а я будто все это видел воочию. Точнс разверзся толстый слой земли, погрузивший в тысячелетний могильный сон скифскую столицу, и передо мной засверкал, заиграл, зазвучал древний город. 
Я очутился на городской площади, где против ворот стояло парадное здание с двумя портиками, четырехгранные столпы венчали дорические капители. Над площадью взметнулись статуи и рельефы из мрамора, бронзы и простого камня-известняв а. 
Конная статуя царя Скилура. Вздыбленный горячий конь, и на нем — бородатый скиф в высокой остроконечной шапке, поднявший акинак, — короткий железный меч с изображением двух фантастических зверей на рукоятке. Волевое лицо с резко очерченными линиями: мрамор хорошо передал властный и сильный характер царя. Это был умный и дгшьновидный вождь. Мечом он указывает в сторону Херсонеса, будто предупреждая, откуда грозит скифам смертельная опасность. 
В лучах солнца сверкали великолепные статул Зевса, Афины, Ахилла Понтарха, воздвигнутые в их честь греком Пэсидеем. Уроженец острова Родос, он сначала жил в Ольвии, а потэм его пригласили на службу в молодую скифскую державу. Он стал навархом — морским военачальником. Скифы решили завести свои морские суда для освоения новых земель и вести заморскую торговлю, используя короткие пути через моря. Им нужен был опытный и грамотный воин-моряк. Много стояло в центре Неаполя красивых статул, изваянных мастерами Боспора. Не только предметы роскоши украшали главную площадь Неаполя. Только что в город прибыл караван, г ривезший полные амфоры с вином, оливковым маслом, пряностями и сладостями с островов Родос, Книд, Кос. В обмен скифы давали хлэб, меха, мед и другие местные товары. В подвластные скифам порть: Керкинитиду, Калос Лимен, Ольвию приплывали суда из городов прекрасной Греции. Все лучшее свозилось в столицу скифов — Неаполь. 
Кочевники-скифы, оседая в Крыму, многому учились у более просвещенных и цивилизованных греков, приглап:ая их мастеров и художников строить и отделывать, расписывать фресками их здания. Но скифы знали и коварство соседей: они отлично помнили, как вероломно Филипп Македонский разбил скифское войско, возглавляемое царем Атеем, погибшим в этой битве на Истре. Поэтому они укрепили П. Н. Шульц свою столицу, стоявшую в столь удобном месте, — в центре полуострова на пересечении сухопутных дорог от Пергкопа к Херсонесу, от Боспора к Керкинитиде и Калос Лимену, а проходимые горные перевалы со стороны Южнобережья расположились тоже как раз напротив Неаполя. И тут же рядом — просторные богатые степи, где удобно пасти стада овец и табуны лошадей, поить их горной чистой водой Салгира. Ведь недаром и преемники их основали именно здесь столицу Крыма — Симферополь. Сама природа помогла укреплений Неаполя скифского — северо-восток и запад Неаполя окружают обрывы. А вот с южной, уязвимой стороны скифы постепенно и тщательно обнесли город мощной оборонительной стеной, состоявшей из двух панцирей, внешнего и внутреннего, сложенных из больших необработанных, грубо околотых камней. Оборонительные стены Неаполя усиливали дополнительные толстые и высокие пояс» каменных кладок: протейхизма — передовая стена — предохраняла основную от стенобитных орудий. 
Стоя на зеленом плато Неаполя и уже зная его историю, я вообразил себя на месте скифского жреца-прорицателя. И мне захотелось предупредить, предостеречь скифов от беды, нависшей над Неаполем со стороны царя сарматов с его хитрой женой Амагсй. Но я не успел... Амага со своими всадниками внезапно смела охрану города и ворвалась в скифскую цитадель. Если бы можно было что-то подсказать, подправить действия давно усопших защитников Неаполя скифского! Но историю изменить нельзя, она уже отшелестела, отгремела, пронеслась над земным шаром, оставляя лишь в земле или на дне морском немых свидетелей былого — камни развалин, вещи, которыми пользовались люди, лапидарные строки, рукописные книги, знаки, письменные источни<и. История продолжается в каждом из нас, корнями уходя в древнейшее прошлое. 
Какова моя родословная, с кем меня связывают кровные нити? Не Скилур ли мой предок — далекий, до того далекий, что нельзя проследить всю нитх этого родства? Не только мне и моим современникам, но дедам, прадедам нашим давно и не зря хот('лось присвоить это великое и славное родство: разве история наша не уходит корнями в тысячелетия, канувшие в Лету, но оставившие глубокий след в жизни нынешней? 
Разумеется, здесь я хватил лишку, причислив себя к роду Скилуров. Многие авторы сходились на том, что с большим основанием мог бы на это претендовать известный археолог Павел Николаевич Щульц, раскопавший в 1945 году мавзолей Неаполя скифского с захоронением Скилура, лежавшего в белой каменной гробнице. Саркофаг для царя ск» фы сложили из толстых известняковых плит. В мавзолее археологи нашли около 1500 золотых украшений, погребальные одежды его самого и захороненных тут же приближенных. Рядом с царем хоронили знатных скифов, очевидно, именитых военачальников — в деревянных ящиках на подстилках из камки или звериных шкур. В позолоченном и раскрашенном саркофаге из кипариса лежала царица. 
Еще раньше, в 1827 году, при интенсивном строительстве Симферополя один житель нашел здесь и присвоил мраморную плиту. Он погрузил ее на гелегу и повез в город. К счастью, этот камень увидел далекий предшественник Щульца — Иван Павлович Бларамберг и тут же, не торгуясь, купил его. На мраморном рельефе оказались изображения цару Скилура и его сына Палака. В лике Скилура с остро выступившим клином бороды многие находят сходство с рыжебородым и меднолицым Павлом Николаевичем Шульцем. 
Череп из мавзолея отвезли в Москву к скульпт 1ру-антропологу Михаилу Михайловичу Герасимову, и тот воссоздал облик погребенного. Точно — это Скилур! Голова, изваянная Герасимовым, идентична изображенной на мраморном барельефе и на монете Скилура. А увидев Павла Николаевича впервые, я тоже поразился: именно таким я и представлял сгбе Скилура. Не судьба ли предначертала ему откопать своего пращура? 
Утешился я все-таки тем, что моя родословная тоже уходит корнями в землю Крыма, где я родился и вырос, и для меня это главное: моя родина одна из лучших и прекраснейших на свете. Пусть не поддается прослеживанию моя, запутанная, как и у каждого крымчанина, жившего и живущего в Тавриде, родословная. Твердо знаю одно: могила моя будет в Крыму, и пусть кости мои истлеют и перемешаются с прахом многих давних и славных людей, живших на родном полуострове. А мои дети и внуки тоже будут знать и помнить о Скилуре и не забудут о других прекрасных именах, вошедших в историю Крыма. И правы будут, считая, что наша кровная связь тянется из глубины тысячелетий. 
... Мы — симферопольские школьники, завороженные рассказами о Неаполе скифском, стояли на оплывшем земляном холме, озаренном золотыми лучами солнца. Над нами в голубой вышине тучи застыли в фантастическом строю. 
Я благодарен своей судьбе: через мою жизщ. всегда проходили добрые и бескорыстные люди — такие, как пенсионер-бухгалтер Иван Иванович. Однодневный поход на Неаполь скифский подтолкнул меня к размышлениям, посеял во мне первое зерно любви к Крыму. И в дальнейшем немало хороших людей встречалось на моем пути, большинство из них осталось безвестными, но оставили добрый след в моей памяти. И жаль, что не всех можно упомянуть на страницах этих коротких воспоминаний о Неаполе скифском. А в заключение добавлю, что всех, кто писал о Павле Николаевиче Шульце, всегда поражало, что у него на обеих руках не хватало пальцев. Олег Иванович Домбровский, с которым я как-то попал на квартиру к Павлу Николаевичу, рассказал мле, что Шульц партизанил под Ленинградом и обморозил руки в лютую зиму 1941 — 1942 года. 
Золотая моя мечта — настанет когда-нибудь день, может, в ближайшем будущем, когда симферопольцы придут на зеленое плато над Петровскими скалами и бережно раскопают засыпанное археологами для консервации, реставрируют и воссоздадут слазную столицу скифов. И Неаполь скифский тогда заиграет всеми красками перед взорами горожан, удивленных тем, что они открыли эту драгоценность, украсили свой город всемирно известным памятником истории и культуры, занесенным во все мировые каталоги выдающихся древностей. Мешает же этому -- увы! — недостаточный уровень общей культуры и отсутствие истинного патриотизма. Есть и такие жители города (и при том влиятельные), для которых древний город — просто неиспользуемый пустырь. Они вознамерились под уникальным памятником построить подземный гараж для личных автомашин, а на самом памятнике — ряд сервисных сооружений. Кто восстанет против такого кощунства? Скилур мертв и не может поднять для отпора новоявленному врагу усопших воинов. Но неужели скифские корни до сих пор так и не проросли ни в ком из нас? 


Суд царицы Амаги

В III — I веках до нашей эры кочевой народ — ираноязычные сарматы — покинули Поволжье и Приуралье и двинулись на запад. Остановились они в причерноморских степях, где вступили в борьбу со скифами, отбросив их на юг и восток. Иногд;. сарматы заключали временные союзы с ними для борьбы с общими врагами. Была у сарматов дружба с херсонесцами и Боспорским царством. Не раз их воины становились ударной мощью Воспора и Херсодеса. Эти связи способствовали тому, что сарматы попали в Центральный Крым, где заселили свободные земли, а занимая старые поселения, смешивались с аборигенами. Основали они и свой город-крепость, позже названный Чуфут-Кале. 
Судьба сарматов схожа с судьбой других племен и народов Крыма — они растворились, не оставив о себе памятников. Только их могилы рассказывают нам о жизни народа. В районе Неаполя скифского в погребениях обнаружено сарматское снаряжение: зеркала, массивные пряжки и фибулы сарматского полихромного стиля, мечи без перекрестья, до самое главное — черепа, деформированные с детства, а это было принято в Крыму только у сарматов 
Сарматский царь Мидосанка, толстый и ленивый, обрюзг от чревоугодия и пьянства. Он совершенно забыл о походах, кочевьях и горячих битвах. Вино в амфорах привозили от греков, живших по берегам Понта Эвксинского. Амага, его жена, гибкая и сильная женщина, сызмальства привыкшая к кочевой жизни, не могла привыкнуть к пьяным разг/лам мужа. По натуре властная и волевая, она скоро сама стала царствовать над сарматами. Чинила суд и расправу, расставляла отряды по всем землям, где кочевали сарматы, и отражала набеги врагов. Любила Амага оказывать помощь обиженным, друзьям и соседям. Громкая слава о справедливой царице-воительнице катилась по всей Таврике — среди скифов в Неаполе скифском, греков — в Херсонесе, боспорцев — в Пантикапее. 
Скифы постоянно враждовали с херсонесцами, которые обратились однажды к Амаге с просьбой принять их в число союзников. Амага дала согласие и тут же послала скифскому царю приказание прекратить набеги на Херсонес, но скифы не послугдались сарматской царицы. Тогда Амага выбрала из своего войска сто двадцать человек, сильных духом и телом, дала каждому по три лошади, и они за сутки, меняя уставших коней, проскакали 1200 стадий и внезапно появились у Неаполя скифского. 
Настало утро. Воины-скифы поили коней в чистых струях реки, сбегавшей с синих гор. Двадцать сарматов, облаченных в одежды скифов, — кафтаны, штаны-шаровары, мягкие сапожки-постолы и остроконечные клобуки, подъехали к стенам Неаполя скифского. Вооружены они были тоже по-скифски — лук, обоюдоострые мечи, дротики, боевые топоры, небольшие щиты. Амага была с ними. Черные длинные волосы, распущенные по плечам, подчеркивали ее красоту, которая была у нее особенная — дикой и вольной природы. Коричневый цвет лица — с'т солнца и морозов, большие блестящие глаза, губы — чуть припухшие, обведенные краской из пахучих луговых трав, фигура — высокая и стройная, серебристый смех; что-то было в ней стремительное и захватывающее, как быстрый бег скакуна. Костюм скифского наездника — а у них воинами состояли и женщины — казался ей неуклюжим и нескладным. В одной руке она держала меч, в другой щит. Конь слушался ее без всяких поводков и уздечек. Сейчас у водопоя он терпеливо ждал ее команды. 
Скифская стража у городских ворот не обратила внимания на переодетых сарматов, думая, что это их сородичи, пригнавшие табун лошадей на водопой. Но не успели они опомниться, как засвистели дротики и стрелы, взвились крепкие веревки, свитыг из конских волос, и захлестнулись на шеях стражников. Поверженные, они валились со стен и башен крепости. Вскоре ворота оказались открытыми, и подлетевшая от реки сотня сарматов стала бить и резать опешивших скифов. Они пришли в смятение от неожиданности, смелости и хитрости внезапного нападения. Скифам казалось, что нападающих не сотня, а значительно больше, и они пугались даже своих воинов, думая, что это переодетые сарматы. Город пал в одночасье. 
Сбросив скифский наряд, Амага облачилась в привычный свой костюм. Была она в кожаных брюках, обтягивавших ее сильные и стройные ноги, в красном замшевом кафтане, расшитом золотом, застегнутом на груди двумя серебряными фибулами к схваченном поясом из красной кожи с пластинками золота и пряжками, на которых была изображена схватка двух грифонов — мифических крылатых существ с головами дракона и телом льва. Великолепен был на Амаге шейный обруч — гривна из двух перевитых золотых проволок, оканчивающихся головами лошадей, уши которых были инкрустированы голубовато-зеленой бирюзой. На правой руке — массиэный золотой браслет, а на левой, под локтем у запястья, плоская золотая пластинка — щиток "гастагна", прикрывающий кисть от удара тетивой лука. 
В таком неотразимом виде воительница — царица Амага — стала вершить свой суд, жестокий и кровавый. Скифский царь, его приближенные были преданы смерти. Скифия была отдана херсонесцам, а царскую власть она вручила сыну убитого, приказав ему править справедливо и помнить печальную кончину отца, не трогать эллинов и варваро». 


Стрелы Скилура

Пламя костров бросало багряные блики на 6'гзмолвные скалы и крепость Неаполя скифского. Городские кварталы и улицы были пусты, жители крепко спали, лишь дозорные на шести башнях, стенах и перед воротами не смыкали глаз. 
Скифы могли быть спокойны: они хорошо укрепили свою новую столицу Неаполь каменными оборонительными стенами. Они строили, учитывая опит просвещенных греков, и к древнему оборонительному поясу сложили ряд дополнительных. Теперь толщина стен достигала 8,5, а местами — 11 метров. Ров в скале было трудно пробить^ и скифы соорудили передовую предохранительную стену. К ней и основной стене снаружи примыкали прямоугольные и трапециевидные башни. Они также защищали ворота, с которых хорошо отстреливался дротиками, копьями и камнями враг, попадавший в каменную ловушку. На осаждавших лили кипяток и горячую смолу, а путь назад к отступлению был отрезан протейхизмой — предохранительной стеной. 
Центральные ворота из дубовых толстых досок, защищенные двумя боевыми башнями (одна из них одновременно была мавзолеем), открывались перед почетными гостями и иностранными послами. Их встречали на площади, примыкавшей к воротам, вымощенной толстым слоем известняковой крошки. 
Прошумел весенний дождь. Белая крошка, быстро впитавшая воду, влажно и нарядно блестела пол лунным светом. Площадь была пуста, только длинные черные тени от бронзовых, мраморных и каменных статуй замерли на ней. 
Внезапно из парадного здания, служившего для приема гостей и скифской знати, вышел высокий худой старик, завернутый в широкий плащ. На голове у него была остроконечная шапка. Он нервно теребил свою такую же острую седую бороденку: бессонница давно мучила царя, и в ясные лунные ночи он садился на своего быстрого коня и скакал в широкие степи, пахнущие молодыми травами. Золотой плащ развевался на ветру. Царь Скилур, умелый и смелый наездник, лихо гарцевал на горячем скакуне. Миновав холмы предгорья, окружавшие Неаполь, царь направился в широкую степь. Все быстрее и быстрее проносился Скилур в прозрачности весенней ночи. Впереди простирались богатые скифские земли. Огромно царство, возрожденное им, Скилуром, госле поражения у Истры скифского царя Атея от греков под командованием Филиппа Македонского. Гуляют ветры по широким степям, где пасут свои стада кочевники-скифы. Оплотом царства стали грозьые мечи и три крепости в Тавриде — Палакий, Хабей, Неаполь. 
За Скилуром среди синей степи скакала скифская сторожевая сотня, грозно поблескивая колчанами и пиками. Голубой свет летел над ними, смешиваясь с дымом бивачных костров, горевших в степных стойбищах скифов. 
Вдруг впереди над Скилуром появился странный воздушный дракон с ломаными линиями лап и клыками-углами. Он открыл свою черную паст!, полыхающую молниями-зарницами, поглотил луну и приготовился напасть на Скифию, утонувшую внезапно во мраке. Скилур выхватил из колчана золотую стрелу, натянул тугую тетиву и выстрелил в дракона. Драгоценная стрела, прочертив тонкий сверкающий след, улетела вдаль и пробила горло дракона, который тут же сник, обмяк и замертво пал, растрепавшись в грозовых облаках. 
— Что за злого дракона послало небо на мою Скифию? — произнес Скилур, и вновь тяжелые и тревожные думы, пропавшие было от быстрой скачки пэ степи, поглотили его. Царь взмахнул рукой, и сверкающий плащ, развеваясь на ветру, заструился пурпуром в первых утренних лучах. Знатный воин из сторожевой сотни, красивый, в роскошной белой одея:де с золотом и с ярко-красными ножнами, подскакал к Скилуру: 
— Что прикажешь, мой повелитель? 
— Немедленно разошли гонцов по всему царству и собери в Неаполе моих наследников-сыновей, управляющих землями Скифии! — приказал Скилур. 
Сторожевая сотня вмиг рассыпалась в разные стороны, и гонцы поскакали по степям Скифии. А царь, сопровождаемый десятью верными телохранителями, вернулся в столицу. 
Неаполь скифский, поднимающийся очень рано, уже жил своим будничным ритмом. Конь Скилура задержался при переходе реки на водопой. Царь залюбовался столицей, красиво возвышающейся над скалами. Высокие стены, квадратные башни, черепичные крыши, а над ними белые облака застыли в неподвижности, очертаниями напоминая богатый роскошный саркофаг, украшенный фигурами каких-то неземных сфинксов и грифонов. 
— Увы, я оказался прав в своем провидении: огнедышащий дракон — это опасность, нависшая над Скифией, а саркофаг — предсказание моей близкой смерти! — воскликнул Скилур. — Могуча скифская держава, но что станет с ней, когда меня похоронят в мавзолее? — продолжал размышлять Скилур. 
...Скоро на площади Неаполя собралось восемьдесят "сыновей" Скилура, вождей и правителей племен, обитавших в Скифии. Седой Скилур сидел в парадном зале, где обычно принимали иностранных послов. Но сегодня его убранство было скромным, отражающим скифский быт, — толстые кошмы и оружие, развешанное по стенам. "Сыновья" по одному входили к царю. 
— Испытай силу своих мышц и силу разума! — повелевал царь, и слуга протягивал приглашенному связку стрел. Но никто не мог осилить гибкие и крепкие стрелы, собранные в один большой пучок. Озадаченные вожди, не справившись с непонятным заданием царя, красные и пристыженные, выходили на площадь. 
Но вот Скилур появился перед ними, держа в руках толстую связку из восьмидесяти стрел. Он рассыпал ее на глазах у своих "сыновей" и переломал в ;е стрелы по одной, произнося при этом имя стоящего рядом сына-вождя. 
— Дети мои, сильные и смелые, гордые и непокорные вожди, это вам мой последний наказ перед нападениями и войнами, которые обрушатся на нашу славную Скифию! Поймете ли вы этот урок? От него зависит будущая судьба скифов! Если вы будете держаться вместе, как эти стрелы, будете сильны и непобедимы, но если же не будет прочного союза между вами — нраг вас легко одолеет. Прощайте, больше мы не увидимся, настал мой смертный час... 


Скифы и царь Дарий

Огромна была персидская держава в конце VI века до нашей эры, собравшая десятки племен и народов, говоривших на разных языках. Правда, чтобы г.ыжить, державе приходилось вести постоянные войны с внешними врагами, да и с собственными жите^ ями, стремившимися избавиться от персидского порабощения. Власть царя укреплялась за счет военнь х побед, казна пополнялась награбленными драгоценностями, пленные превращались в рабов. Только вот северо-восточные границы державы подвергались опустошительным набегам лихих кочевников, и персидский царь Дарий I Гистасп предпринял примирительный шаг: решил жениться на дочери скифского царя Иданфирса. Но получил презрительный отказ. 
Разгневанный Дарий стал тщательно готовиться к походу на непокорных скифов. Со всей империи собрал он отборных воинов — восемьсот тысяч яехотинцев и конников, а впридачу 600 кораблей, по тем временам — невиданная армия, мощная военнш машина. 
Несметное войско подошло к проливу Боспору Фракийскому. Дарий, "...осмотревши также Боспор, велел поставить на берегу два столба из белого мрамора и начертать на одном из них ассирийскими, на другом эллинскими письменами имена всех народов, с которыми он шел в поход", — так писал Геродот в "Истории" о начале похода персидского цар?. 
Корабли были подведены друг к другу бортами, и персидская армия перешла по ним во Фракию и достигла Дуная. Дальше — Скифия. Могучее гойско медленно двигалось по просторным ковыльным степям. Вокруг зеленое раздолье и только рассеянные по необозримым долинам высокие курганы, четкие и стройные, обложенные большими крепкими плитами. Вершины курганов венчали каменные фигуры, примитивные изваяния человеческих силуэтов. Странные и страшные в своей молчаливости, изредка с пылающими огнями, курганы наводили страх на персидских воинов, не встречавших на пути ничего живого. 
А скифы, поняв, что военную мощь Дария им не одолеть, применили тактику отступления, изматывая врага. Глубоко на север скифские воины оправили в кибитках своих жен и детей, отогнали скот и отвезли имущество. Теперь они вольны и легки. Как тени, черные и таинственные, они появлялись у персидского войска, жгли траву, засыпали колодцы и родники, уничтожали все съестное и исчезали в клубах дыма и черных рассветах и сумерках. 
День за днем персы неслись по опустошенным просторам, неся потери от голода и жажды, пытаясь настигнуть врага и сразиться с ним. Но лишь :тепные курганы, как миражи, кружились вокруг персидских воинов. Ни зверя, ни птицы — черная гарь и черная земля. Застывшие каменные истуканы щерились неподвижными глазницами. И толь ко бородатые всадники в остроконечных клобуках появлялись на расстоянии полета стрелы, будто вызывая персидскую конницу на сражение, и тут же растворялись в лучах палящего солнца. Заманивая персов, скифские отряды были неуловимы. 
Раздосадованный Дарий понял, наконец, что не схватить ему в железные клещи скифских кочевников, словно черный дым пролетавших над пгрсидским войском, опаляя его огнем, голодом и жаждой. Отыскав самого удалого конника из своей свиты, он послал его к Иданфирсу с посланием. 
"Чудак, — писал Дарий I Иданфирсу, — згчем ты все убегаешь, хотя можешь прибегнуть к одному из следующих двух средств: если ты считаешь себя не в силах противостоять моему могуществу, то остановись, прекрати свое блуждание и сразись со мной; если признаешь себя слабее, то также остановись в своем бегстве и приди для переговоров к своему владыке с землей и водой" (то есть сдайся. — В-А.). 
Разъяренный Иданфирс прислал Дарию убийственный ответ: "...И прежде никогда не убегал я из страха ни от кого из людей, и теперь не бегу от тебя: нынче я не делал ничего нового по сравнению с тем, что обыкновенно делаю в мирное время; а почему я не тороплюсь сражаться с тобой, я и это тебе объясню: у нас нет ни городов, ни засеянной земли, из-за которых мы поспешили бы драться с вами из боязни, чтобы они не были взяты или опустошены. Если бы нужно было во что бы то ни стало ускорить бой, то у нас есть могилы предков, вот попробуйте разыскать их и разрушить, — тогда узнаете, станем ли мы сражаться с вами из-за гробниц или не станем: раньше мы не сразимся, если нам не заблагорассудится. Это относительно сражения; владыками своими я признаю только Зевса, моего предка, и Гестию, царицу скифов. А тебя же вместо даров земли и воды я пошлю такие дары, какие приличествует тебе получить: наконец, за то, что ты назвал себя моим влгдыкою, ты мне поплатишься". 
Скифские дары, полученные Дарием, выглядели довольно странно и непонятно: они состояли из птицы, мыши, лягушки и пяти стрел. Персы задумались над тотемом, предложенным скифами. Персы уже были знакомы со скифским "звериным" искусством, когда художники творили различных зверей в камне, дереве, металле, стремясь как можно выразительнее передать образ животного, запечатлеть стремительность его бега, силу, свирепость. 
Персидские воины хорошо помнили и степные курганы, увенчанные каменными фигурами людей, одетых в кафтан или панцирь с широким поясом, где изображен горит (футляр для лука и стрел) и короткий меч; в правой руке — ритон (сосуд в виде рога). А здесь предметное письмо: возможно, скифы сдавались Дарию с землей и водой — ведь «ышь обитает в земле, лягушка водится в воде, по быстроте полета птица уж очень походит на лошадь, ну а стрелы означают признание военной силы персов? 
Лишь один из приближенных Дария пранильно истолковал смысл подарков: "Если вы, персы, не улетите, как птица, в небеса, или подобно мышам не скроетесь в земле, или подобно лягушкам не ускачете в озера, то не вернетесь назад и падете по.1 ударами этих стрел..." 
И случилось невероятное: сильнейшая м -фовая держава древних времен потерпела позорное поражение от кочевых скифских племен. Гордый Дарий вынужден был признать силу скифов. Бросив в беззащитном лагере обоз, раненых и больных, зн с подвижной частью войска бежал к Дунаю. Ему удалось переправиться через реку. Персы покинули Скифию и спаслись. 
Блестящая победа кочевников оказала большое влияние на судьбу скифов и соседних народов Причерноморья — сарматов, будинов, гелонов, фракийцев, тавров. Воспоминания об этой победе будут сохраняться долгие годы, а военное искусство скифов, стратегия и тактика кочевников изучались историками и военными специалистами эпохи античности и раннего средневековья. 
Шестьдесят лет спустя в Северном Причерноморье побывал всемирно известный греческий путешественник и историк Геродот .'записавший яркие живые воспоминания и рассказы участников этой легендарной войны или тех, чьи отцы сражались с Дарием. Этой войне скифов с персидским царем Дарием Геродот посвятил всю IV книгу своей знаменитой "Истории". Скифы вписали славную страницу о своем непобедимом народе в мировую летопись. 


Ров потомков слепых

Скифы. Ковыльная степь. Кибитки, кочевь»: и курганы. Стремительные скакуны и смертельные стрелы. Кочевали скифы в равнинной Тавриде, а т.исже в степях от Дуная до Волги. 
В VI — V веках до нашей эры климат в Евроле стал более влажным. Степные реки наполнились водой, богатый и длительный травостой создал удобные условия для кочевого скотоводства. В балках росли леса, животный мир лесостепной ландшафтной зонь: был обильным и своеобразным: обычны были олень, сайгак, кабан, косуля, кулан, волк, лисица, заяг, и многие другие. Тучные стада скота и конские табуны быстро поедали сочную траву, и нужно было перегонять их на новые пастбища. За животными кочевали и скифы, охраняя стада, перерабатывая молоко, мясо, кожу и шерсть. Для кочевого скотоводства нужны были огромные пространства с пастбищами, и за них приходилось сражаться. Так что образ жизни заставлял скифов быть ловкими и умелыми наездниками, табунщиками, смелыми и выносливыми воинами.
К сожалению, скифы оставили нам только вещественные памятники — святилища, погребения, поселения, города, укрепления. Письменности у н дх не было, но соседствовавшие с ними греки имели ученых, писателей, государственных деятелей, написавших свои труды о скифах. Осталось о скифах и много легенд. По одной из них создана и наша новелла. 
...Кочевому скотоводству не нужно много рабочих рук, тем более что и пленные рабы трудились на скифов, поэтому скифские мужчины-воины ч^сто участвовали во многих набегах. С детства мальчики привыкали к седлу, хорошо владели луком, кэпьем и мечом» вырастали в тренированных и отважных воинов. Чтобы иметь богатую добычу, скифам приходилось отправляться в дальние и долгие походы в Урарту, Мидию, Лидию, Ассирии, которые длились годами. 
Рабов скифы ослепляли. На кострах нагревали концы копий или стрел и подносили их к глазам связанных мужчин. На лицах у них будто расцвет.ши алые розы из запекшейся крови. Обреченные стоически выдерживали огненную пытку, плакать они уже не могли — ведь глаза выжигали каленым железом. Удивительная жизнь с радугой цветов и светлы ми днями от рабов ускользала навеки, становилась мрачной и слепой. Боль скоро пропадала, обида и озлобленность — никогда. 
Лишенные зрения, рабы не могли убежать — слепой далеко не уйдет. Горе, немое и глубокое, застывало на исковерканных мужских лицах с рубцаки шрамов. Но нужно было жить, и они'спокойно и отрешенно жили. А работать, взбивая кобылье мслоко, доить коров, возиться с шерстью и кожей можно одними руками. 
Шло время. Кобылье молоко, этот питательный белый напиток, который пили жены скифов и их рабы, действовал на всех возбуждающим огнем. И скоро скифские жены оказывались в железных объятиях мужчин-рабов. Ждать своих смелых и сильных воинов у них не было ни сил, ни терпения. А рабы, удовлетворив свою и женскую страсть, были очень рады, что хоть таким способом отомстили жестоким скифским воинам за свой плен и слепоту. 
Чтобы поголовно быть связанными одним гргхом распутства и всем вместе держать ответ перед мужьями, соблазненные скифки подговаривали и подсовывали хорошо сложенных молодых рабов гордым и верным женам, все еще не изменившим, но ужг сомневающимся в скором возвращении своих неугомонных супругов. И они тоже отдавались крепким и красивым соблазнителям со слепыми глазами. 
Вот только юная скифская царица оставалась одинокой и безутешной. С ней скифкам пришлось повозиться: опоить охрану, потом и ей налить кубок неразбавленного вина, заранее выбрав подходящего молодца, чтобы не подводить и не мельчить царский род. Все получилось блестяще: скифская царица, испив сладкого греческого зелья, давно истоминшаяся по мужской ласке, возбужденная и захмелевшая, сама кинулась к загорелому атлету с черной повязкой на глазах. Они обнялись и упали на белые кошмы в царском шатре. Беременные скифки с оружием в руках охраняли любовную ночь царицы... 
По сведениям Геродота, Скифию населяло много племен: скифы-пахари, скифы-земледельцы, скифы-кочевники и царские скифы. Большая часть степной Тавриды находилась во владении храбрейшего племени царских скифов, "которые других скифов считали своими рабами". Быстро протекли годы. "И вот дети, родившиеся от этих-то рабов и жен, достигли юношеского возраста. Узнав обстоятельства своего рождения, они задумали воспротивиться тем, кто возвращался из страны мидийцев. И прежде всего они отрезали свою страну от остального мира, зырыв широкий ров, растянувшийся от Таврских гор до Меотийского озера, в том именно месте, где оно шире всего. Затем они, расположившись против пытавшихся вторгнуться скифов, вступили с ними в сражение". Где же находится этот ров? Потомки слепых выкопали ров в узкой части Керченского полуострова на Акмонайском перешейке и перекрыли путь в Центральный Крым. 
Геродот сообщает, что возвратившихся из Передней Азии скифов ожидали трудности не меньшие, чем война с мидийцами: они обнаружили, что км противостоит немалое войско. "Царские скифы потерпели поражение в открытом и яростном бою с младым поколением. Долго они не могли одолеть восставших, и один из них сказал: "Да что мы делаем, скифы? Сражаясь с нашими рабами, мы и сами становимся малочисленное вследствие потерь убитьпли и, убивая их, уменьшаем число своих рабов на будущее время. Поэтому я теперь предлагаю оставить копья и луки, а каждому взять конскую нагайку и идти на них: пока они нас видели с оружием в руках, они считали себя равными нам и одного с нами происхождения, но когда они увидят у нас в руках нагайки вместо оружия, они тотчас поймут, что они наши рабы, и в сознании этого не устоят против нас". 
Скифы так и сделали, использовав "неотразимый" прием: пошли против потомков слепых не с грозным оружием, а с конскими кнутами, показывая свое "моральное превосходство" господ. 
Потомки рабов были ошеломлены, испугавшись, позорно бежали. Царские скифы возвратились в свою страну. 


Погребальная дорога в Герры
Курган разрыт. В тяжелом саркофаге 
Он спит, как страж. Железный меч в руке. 
Был воин, вождь. Но имя Смерть украла
И унеслась на черном скакуне. 
И. Бунин 

Степи Поднепровья, Приазовья и Крыма... В далеком прошлом целинные, с пышным разнотравьем, птичьими песнями, диким зверьем и табунами длиннохвостых и гривастых лошадей. И в зеленых струящихся далях необъятных равнин, как часовые, стояли курганы. Освещенные солнцем, обложенные каменными плитами степные курганы, как слитки червонного золота, сверкали и лучах заходящего солнца. Степные курганы были могилами царей. Похоронив в своих земных недрах их останки с богатыми драгоценными дарами, они будто несли через века славу, заслуги и величие погребенных. 
Страшная весть о кончине царя пролетала над Скифией, будто черные всадники — вестники Смерти в дыму и огне проносились, по ковыльным просторам. В Геррах, где стояли гробницы, тут же начинали копать новую усыпальницу. Перед уходом на тот неведомый свет царь в последний раз объезжал свои владения, где правил, казнил и любил. Древнегреческий историк Геродот, живший в V веке до нашей эры, побывавший в землях Скифии, много пишет в своей "Истории" о скифском быте, традициях и легендах. 
Готовя усопшего к дальнему и длительному путешествию, скифы "намазывают тело покойного воском, разрезают живот, вычищают его, лекарственными и благовонными растениями бальзамируют испустившего дух". Царя наряжали в роскошные одежды, сажали в деревянную повозку, запряженную конями и украшенную навершиями ч колокольчиками. Дорога была долгой — по всем скифским владениям, простиравшимся от Дуная до Дона и Волги. 
За погребальной коляской следовали родственники царя, дружинники, слуги и большие отряды конных воинов. Многочисленные кибитки и повозки тяжело нагружены и везут принадлежавшие царю оружие, одежду, драгоценности, посуду,,ведут коней с пышными угдечными наборами, украшенными золотом, серебром и бронзой, пылят стада домашних животных для заклан: 1я и пиршества на тризне. 
Траурное шествие по скифским степям продол:«алось сорок дней. Во всех уголках Скифии, где проживали племена, находившиеся во власти царя, устраивали торжественную встречу погребальной процессии, совершали жертвоприношения. Обрастая повозками, стадами и примкнувшими знатными скифами, процессия увеличивалась и разрасталась. Наконец, достигала города ме)этвых — Герры (археологи предполагают, что город находился в Поднепровье). Умершего царя ожидала обширная свежевырытая могила с несколькими большими подземными камерами. В основную камеру "кладут труп... на подстилке, по обеим сторонам его втыкают копья, на них кладут доски и покрывают камышом, а в остальном пространстве могилы хоронят одну из наложниц царя, предварительно задушив ее, а также виночерпия, повара, конюха, слугу, вестника, лошадей, по отборной штуке всякого другого скота и золотые фиалы... после всего этого они все вместе насыпают большой курган, всячески стараясь делать его как можно больше". 
Смерть и скифы. Курганы, некрополи и мавзолеи. Великая и немая печаль, которая будто сближала родных царя и его соотечественников с лицом Смерти, застывшим в роковой безысходности. Но скифы верили, что есть потусторонняя жизнь, где умершему понадобятся г-пуга и конь, оружие и одежда, любовница и драгоценности. И вместе с умершим царем в толще кургана хоронили часть прислуживавших людей, любимых коней и богатую утварь. 
От злых духов покойника охраняли золотые лицевые пластинки в форме губ и глаз. Клали в могилу амулеты в виде сосудиков, человеческих фигурок, кулачков-кукишей. В мавзолее Неаполя скифского найден резной сердоликовый камень в виде жука — египетского ска])абея, на нем же вырезана голова бородатого скифа в высокой войлочной остроконечной шапке. Изящны амулуры женской фигуры из желтой пасты и мужская бородатая голова с выпученными глазами из финикийского стекла. Золотыми и бронзовыми бляхами украшалась одежда погребенных. Свыше 1300 золотых предметов найдено в мавзолее. Оружие сопровождало царя в могиле: два меча, три копья, шлем, колчан и стрелы. Кафтан, штаны, сапоги и шапку украшали золотые лепестки цветов, капель, звезд, щитов и львиных головок, на высокой шапке — три бляхи с изображением Аполлона — греческого бога солнца. Рукава кафтана и штаны отделаны золотыми спиралями, а вся одежда расшита золотыми нитями. 
Известный антрополог М.М.Герасимов восстановил по черепу лицо покойника. Красив был царь Скилур. Остроконечная борода, вьющиеся волосы, нос с горбинкой, волевые скулы и напряженность в устремленном взоре, будто думы о единстве, процветании и богатстве Скифии навечно впечатались в его лик, в сухие желтые кости, в бронзовые браслет и кольца, в золото других украшений. 
Солнце и смерть. Огромный, раскаленный добела солнечный диск и благоухающая травами и цветами степь, свист разящей стрелы — и глухой стон умирающего скифа. Его похоронили здесь же, у степной дороги. Оружие сложили рядом с ним в могиле. Длинный меч, железные наконечники стрел, серебряные пряжка и бляхи, инкрустированные цветными камнями. Нож, оселок, кресало — все, что сопровождало воина в походах. Сколько таких забытых могил убитых воинов у безымянных высэт за все века человечества? 
Погребение предков у древних скифов возводилось в особый культ, и хоронили они с большими почестями, словно предугадывая, что их могилы найдут потомки и восстановят по вещам многое из быта и жизни кочевников. Скифы будто закапывали смерть, но солнце опягь возрождало из земли жизнь. И как тут не задуматься и не поверить тому, что, может быть, когда-то и я был скифом или травинкой, рыбой или птицей — умер, и вновь солнце воплотило мою душу в жизнь на земле. 
Археологи раскопали довольно много степных курганов с погребенными там знатными скифами, а находки из некоторых, например Куль-Обы (Холм пепла) под Керчью, получили мировую известность. Очень интересен алек-тровый сосуд, изготовленный из сплава золота и серебра, с четырьмя выгравированными на нем сценами, объединенными сюжетом скифского военного лагеря после боя: военачальник, выслушивающий донесение воина; воин, стреляющий из лука; скиф, лечащий зуб товарипу; воин, перевязывающий ногу раненому. 
Через десятилетия — новые раскопки, правда, уже кургана под Воронежем, и археологи находят позолоченную вазу: на ней изображен скифский лагерь, но теперь уже перед боем. 
Многое рассказывают скифские могилы, некрополи и мавзолеи о далеком, канувшем в Лету времени, о скифском обществе и его жизни, где не на последняя месте был пышный погребальный ритуал скифских царей. 
Категория: Крымоведение | Добавил: константин (19.04.2011)
Просмотров: 1851 | Рейтинг: 5.0/1 |
Всего комментариев: 0
avatar
Фотоальбом
...
поиск
Форма входа
Логин:
Пароль:
...